Кому-то может
показаться, что память о смерти – это навязчивый бред, болезненная
фобия или извращенное чувство (вроде мазохизма
или некрофилии),
одержимые которым в самом представлении картин смерти находят для
себя некое непонятное наслаждение. Некоторые могут подумать, что
память о смерти – это какой-то интеллектуальный аналог самоубийства.
Но на самом деле память о смерти – это переход от иллюзий к
реальности, от которой мы трусливо убегаем, самую мысль о которой
гоним прочь от себя.
Человек живет в
страшном заблуждении: он думает, что эта земная жизнь будет длиться
для него бесконечно. Если ему указать на это заблуждение, он может
пытаться опровергать подобное обвинение в свой адрес, может
говорить, что, разумеется, умом понимает, что всему когда-нибудь
приходит конец, но пусть он посмотрит на свое сердце. Сердце не
согласно с этим, оно борется с умом, оно говорит, что человек не
умирает, и мысль о смерти вытесняется из сознания человека. И на
самом деле в этом свидетельстве сердца есть доля истины. Человек
действительно не умирает, так как перед ним открывается иной мир –
бесконечное загробное бытие. Но ошибка его в том, что он переносит
это чувство вечности на мир земной, преходящий, тленный. Для него
исчезает истинная вечность. Она заменяется иллюзорным отрицанием
собственной смерти здесь, на земле, и поэтому, забыв о смерти,
человек перестает заботиться о вечности, он цепляется за то, что не
может удержать,– за проходящие мгновения, за то, что появляется и
исчезает во времени, за то, что он должен оставить по исходе из этой
земной жизни.
Поэтому можно опять
сказать, что память о смерти действительно все расставляет по своим
местам. Человек благодаря ей начинает смотреть на земную жизнь не
как на самоцель, а как на путь: все, что он видит и имеет, не его, а
как бы дано взаймы на время; смерть же – перекресток дорог, одна из
которых ведет в вечноблаженную жизнь, другая – в бытие, подобное
вечной смерти, бытие без Бога. Эта-то вечная потеря Бога и есть
настоящая смерть, о которой чаще всего даже не помышляют живущие на
земле.
Человек безумно,
страстно влюблен в эту жизнь, он ищет в физическом и материальном
то, чего вещество ему дать не может, а именно – счастья. Никакие
внешние обстоятельства не могут сделать человека счастливым, и он
напрасно хочет найти счастье вовне, когда оно внутри него. Он ищет
радости в видимом и осязаемом, а радость – в невидимом и духовном.
Говорят, что если
сесть верхом на осла и держать перед его мордой пучок травы, то осел
будет бежать, думая схватить еду, находящуюся перед его носом. И
сколько он будет бежать, столько пучок травы будет удаляться от
него, но он будет продолжать свой бег, не понимая, что обманут. Так
и нам диавол внушает, что смысл нашего бытия заключается в чем-то
внешнем: дескать, приобретя деньги и имущество, мы станем вдруг
счастливыми и, окружив себя вожделенными удобствами и вещами, будем
блаженствовать и все проблемы сами собой разрешатся, все заботы
отпадут.
И человек бежит,
точно ослик, за призрачным счастьем, которое убегает от него,
подобно его собственной тени. Затем наступает старость; это пора,
когда у человека неожиданно открываются душевные очи, он видит иной
мир, к переходу в который не готов, в который он должен войти,
будучи совершенно нищим. Он понимает, что был обманут демоном, что
страсти ослепили его ум, что мысль, будто в материальном и
вещественном можно найти счастье,– великая ложь. Он понимает, что
видимое, тленное заслонило собой вечное, но – уже поздно.
Поэтому, чтобы не
совершить такой страшной ошибки, не отдать всех сил своей души
временному и тленному, необходима память о смерти. Наша безумная
привязанность к этому миру, погружение в него, отождествление с ним
самих себя является болезнью души, каким-то ужасным извращением,
именно некрофилией, которую человек считает жизнью. Наши страсти не
хотят памяти о смерти, они сопротивляются ей, поэтому нужно внедрять
ее в сознание усилием воли.
Память о смерти не
подавляет души, а, напротив, дает ей чувство свободы. Она не убивает
любви к людям, а одухотворяет ее: ведь очень часто мы называем
любовью то, что вовсе не любовь, но лишь пристрастие к красоте
человеческого тела, по сути, просто похоть. Порой в действительности
нас привлекают в человеке его бесстыдство и развращенность, в
которых мы находим как бы «созвучие» своим собственным страстям.
Иногда любовью кажется слепая и случайная влюбчивость, которая может
быстро пройти, превратиться в равнодушие или даже в ненависть.
Между тем именно
память о смерти помогает нам увидеть в человеке главное – образ и
подобие Божие, понять, что то, с чем мы обычно отождествляем
человека, его тело,– лишь тленная оболочка, что нет в нем на самом
деле ничего прекрасного, так как оно отравлено грехом и обречено на
смерть. Тело может быть воистину прекрасным только после Всеобщего
воскресения из мертвых, у праведника, когда оно станет подобным его
чистой душе. А здесь, влюбляясь в человеческое тело, мы влюбляемся в
грязь – так ребенок, которому покупают красивую куклу, играет с ней,
не зная, что внутри она набита опилками или тряпьем. Память же о
смерти как бы вскрывает для нас природу этого мира, пораженную
грехом.
О чем мы заботимся
больше – о душе или о теле? Удивительно, но даже верующие люди
больше заботятся о теле, отдают ему больше времени, чем молитве,
более думают о его здоровье, чем о состоянии своей души. Мы забываем
самую очевидную истину: что тело тленно, а дух бессмертен. Мы не
хотим примириться с мыслью, что наше тело стареет, ветшает и
настанет время, когда оно превратится в труп. Тело полностью
заслонило от нас душу, в удовлетворении его похотей мы думаем найти
радость, поэтому нам необходимо помнить, что представляет оно из
себя реально.
Та, что сегодня
кажется нам красавицей, по прошествии каких-то немногих, в сущности,
лет превратится в немощную, уродливую старуху. Тот, кто ныне полон
здоровья и сил, от какой-нибудь случайной болезни может сгнить
заживо; а если он доживет до ста лет, то станет бессилен, как
ребенок. Тот, кто собрал имущество и деньги, умирая, окажется
последним бедняком, ибо, оставляя этот мир, не сможет взять с собой
ни гроша. Более того, бедняка могут искренно оплакивать, а у одра
богатого разгораются страсти: каждый из родственников хочет
захватить лучшую часть имущества, каждый в душе ропщет на
умирающего, что тот не оставил ему все. И обычно какая-то мрачная
атмосфера вражды и ненависти сгущается у одра умирающего богача.
|